Москва недавняя, век прошлый.

[apollion]

Москва недавняя, век прошлый.




Занимался похоронами, и несколько дождливых дней неустанно курсировал между моргом и кладбищем, благодаря чему волей-неволей перечитал Гиляровского. И вдруг осознал, что последние двадцать московских лет, которые по массе событий и трансформаций вполне можно зачесть за столетие, толком так никто и не брался описывать. Почему бы не взвалить таковую ношу на себя самого, словоблудного и злопамятного? Тем паче, что начало было положено несколько месяцев отсюда назад.
В общем, первую часть древнемосковских записок начну я со старой Горбушки.

Чтобы не оставлять никого в нелепых заблуждениях, сразу вынужден сказать, что настоящая Горбушка - вовсе не тот размашистый рынок на руинах телевизионного завода, никак не нынешний забитый контрафактными мобильниками "Горбушкин двор". И даже не былая веселая, пьяная и шумная толкучка в парке, окружающем ДК Горбунова. И даже не сцена ДК им.Горбунова, повидавшая всех - от БГ до Ника Кейва. Нет. Настоящей Горбушкой был исключительно и только вестибюль первого этажа этого самого клуба. По субботам и воскресеньям с конца восьмидесятых и до начала девяностых.
В славные коммунистические времена ценнейшим и редчайшим из всех товаров были не джинсы и "Кока-Кола", а обычные буржуазные грампластинки. Везли их штучно, контрабандой, всегда с риском погореть на таможне за чуждые антикультурные приобретения. С началом перестройки и гласности ситуация не сильно исправилась. Язык цифр говорит нам, что стипендия была 40 рублей, хорошая стипендия - 70 рублей, зарплата инженера - 120 тех же самых коммунистических денежных единиц.
Хорошая фирменная грампластинка тянула в среднем на 100 рублей. Уровень месячной зарплаты. Такой расклад наглядно и верно объясняет, почему меломаны старой, советской закалки столь обожают поиздеваться над любителями интернетовской музыкальной халявы. Отдать месячную зарплату за альбом Metallica - тут недюжинную силу воли проявить следовало.
Но такие люди были. И все кучковались в одном месте... не совсем в одном, правда. Поначалу имелась нелегальная тусовочная точка в заснеженном лесу. Слава Горбачеву, с началом перестройки и гласности был образован так называемый "Клуб Филофонистов" и лес был освобожден от набегов коллекционеров. Клуб сперва пристроился в магазине "Мелодия" на Маяковке, но в итоге осел в ДК им.Горбунова, хотя какое-то время по будням филофонистов можно было отловить в ДК кожевенного комбината в районе метро "Преображенская площадь".
Собственно, именно в Кожевенный комбинат я и проник изначально волей закономерного случая. Был у меня первый в школе видеомагнитофон, что магнитом тянуло к моей квартире всех обитателей микрорайона. И вот один из таковых, зная о моих нездоровых рок-н-ролльных пристрастиях сказал, что из поездки в Америку вернулся его знакомый, привезя с собой сундук пластинок. Продает недорого - по 30 рублей всего. Действительно даром. В тот день объявил я посетителям моего бесплатного и прокуренного домашнего видеосалона, что надо бы скинуться за миллионный просмотр "Терминатора" по рублю. Собрался как раз тридцатник.
После я, полный надежд, отправился за своей самой первой фирменной пластинкой. Просмотр привезенного актером-геем ассортимента показал, что более всего интересен альбом Iron Maiden "Somewhere in Time". Он и был куплен сразу без торга. Запечатанный, с мелкой уценочной прорезью в конверте.
Не сказал бы, что я жутко любил сию пластинку (сейчас я уже изменил свое мнение о ней в гораздо лучшую сторону), потому как только прослышал о клубе филофонистов, и что там можно обменять диск на какой-нибудь другой, более полезный для здоровья, я тотчас в него помчался. И оказался в клубе Кожевенного комбината, где с превеликой радостью разменял "Somewhere in Time" на "South of Heaven" группы Slayer. Я, конечно, не знал, что по ценам черного рынка последний стоил рублей на 20 дешевле, но меня это и не волновало.
Сам по себе этот мини-рынок являл тоскливейшее зрелище - актовый зал, где по стеночке топча линолеум стояли коллекционеры, глазели друг на друга, и надеялись, что вот сейчас к ним подойдет какой-нибудь необразованный простофиля, который поменяет дорогой Iron Maiden на дешевенький Slayer. Зато там можно было увидеть массу фирменных пластинок, что для меломана образца 1988 года стоило миллиона посещений Эрмитажа и Лувра.
Собственно, на Горбушке я появился годом позже, в одну из суббот, сжимая подмышкой в полиэтиленовом пакете (тогда полиэтиленовый пакет был на редкость престижным фетишем!) тот самый Slayer и прикупленный недорого (за 60 целковых) в родном институте альбом Anthrax "Among the Living".
Горбушка шокировала. Во-первых казалось, что там есть все. Во-вторых было неописуемо боязно, я думал, что сойду с ума от ужаса - все эти сумасшедшие филофонисты знали назубок цену каждой пластинки и виртуозно могли ее пересчитывать на ходу в зависимости от найденных на альбоме царапин, помятостей обложки, не говоря уже о выходных данных. К тому же филофонист с 30-40 пластинками фактически носил с собою в сумке коллекцию, равную по стоимости автомобилю. Спросив по неосторожности, во сколько мне обойдется альбом Napalm Death, получил ответ, что в 200 рублей, если вдруг повезет. Я чуть на месте не сдох от инфаркта.
Завсегдатаи Горбушки начала 90-х - диковинная порода людей, которая запросто за один день зарабатывала денег больше, чем пролетарий за месяц. При этом никто не становился богачом, ибо прибыль вся шла исключительно на пополнение собственной коллекции. Бесценной в те годы, но пыльной, затхлой и абсолютно никчемной нынче. Половина этих парней и мужиков (женщины на Горбушке отсутствовали как класс) нынче влачат скучнейшее люмпенское существование. Однако же другая часть и поныне регулярно подворачивается мне под руку на радиостанциях, в музыкальных изданиях, в качестве директоров музыкальных магазинов и совладельцев рекорд-лейблов. Воспользовались лучшим московским трамплином.
В 1989 году я еще не знал, что Горбушка сыграет ключевую роль во всей моей жизни - благодаря ей я обрету и профессию, и воспитание и даже семью. Она сделает для меня больше, чем родители, государство, школа и институт в совокупности. И это всего за три года. Да, в момент первого посещения я такого знать никак не мог, но - говоря глупыми поэтическими штампами - предчувствия меня переполняли.
Горбушка работала по субботам и воскресеньям с 10:00 до 14:00, но иногда закрывалась раньше, если в тот день в клубе намечался очередной симпозиум дантистов или ярмарка детских плюшевых гильотин. К девяти часам утра меломаны с пачками дисков скапливались у входа в Дом Культуры, ворча на высокую цену покупали входной билет и ждали открытия, дабы первыми успеть на самые комфортные и коммерческие места - где нибудь возле гардероба или лестницы. Со временем столпы местной торговли застолбили за собой наиболее уютные местечки и имели полное право согнать с них случайных гастролеров. Разложить товар лицом и следить за ним было важнейшей миссией. Спертая воришкой пластинка означала потерю в 80-150 рублей. В месячную зарплату, как я уже проговорился ранее.

[apollion]

Ни для кого не секрет, что в СССР кроме Москвы располагалось еще несколько поселений. Портовым городам - Питеру, Мурманску - было в этой жизни проще, там имелись свои надежные контрабандные каналы поставок импорта, в том числе и дисков. Остальным городам приходилось несладко, и с завидной регулярностью местные меломаны снаряжали курьеров в Москву, дабы те привезли что-нибудь доселе неслыханное.
Свежая пластинка никому неизвестной, но перспективной группы Sepultura покупалась за внушительный капитал и в тот же день увозилась в неведомый и далекий Свердловск. Там она жила насыщенной жизнью месяца 2-3, пока все желающие студии звукозаписи и частные лица, уплатив кровные рублей пять переписывали ее на свои бобины и кассеты. За это время альбом успевал отбить свою цену целиком, а то и с горкой.
После этого его бережно везли обратно в Москву, на Горбушку, где продавали за полцены. Зачастую тем же самым людям, у которых она была куплена ранее. На следующей неделе на Горбушке проявлялись люди из Киева. Завидев альбом, тотчас хватали и везли в украинскую столицу, где приключения диска в точности повторяли свердловские.
Проходило лето, наступала осень, и вот опять пластинка-путешественница лежит на той же самой точке в Горбушке. А рядом уже стоят парни из Иркутска, готовые заплатить любые деньги, лишь бы довезти такую музыку до сибиряков. После 3-4 циклов изрядно попиленный альбом оседал в коллекции какого-нибудь сердобольного фаната, а вся страна слушала магнитофонные копии с одного и того же оригинала!
Такая невообразимая в цифровой век коммерческая схема приводила к тому, что в Москве серъезные альбомы оценивались куда дороже, нежели в глубинке. Моими стараниями поставлен так и не побитый горбушкинский рекорд: году этак в 91-м году продал я объехавший страну пятьдесят раз винил Carcass. От сердца оторвал. За 3.000 рублей. Сравнимо с полугодовой пролетарской зарплатой и в три раза покрывало предельную цену любой пластинки на рынке. Старожилы Горбушки единодушно решили, что покупатели - ребята из Ангарска - просто сошли с ума. "С кем не бывает...". Боялся - протрезвеют ангарские, убьют с горя.
Через год приехали снова. Руки жали, обнимали, благодарственными осаннами воспевали.

Передавать пластинки на пару дней на запись считалось сподручным бизнесом и в самой Москве. За трояк (с инфляцией сумма подросла до пятерки и до червонца) пластинки отдавались "на пропись" с субботы до воскресенья. Взятое в воскресенье полагалось вернуть посреди недели. Обычно забивали стрелку в магазине грампластинок на Маяковке. Там по средам ошивалась небольшая сонная кучка филофонистов в ожидании возврата.
Помнится, в один из таких вечеров кто-то обнаружил: в отделе партийных альбомов лежат по 20 копеек уцененные диски с записью съезда ВЛКСМ. Диски в плотных конвертах, с солидными полиэтиленовыми пакетами. Вещь отчаянно необходимая в коллекционерском хозяйстве. Мы закупили полсотни сих комсомольских альбомов, диски побросали в урну у входа, а пакетики по сумкам попрятали. Стоим, новости шоу-бизнеса перетираем, и тут вдруг наблюдаем: некий почти прилично одетый господин начинает рыться в той урне и собирать пластинки.
Мы оторопели. На что ему речи пламенные комсомольских активистов? Или он эти пластинки готовить умеет, семью хоть вечером покормит? Развязка наступила внезапно. Незнакомец встал в позу метателя дисков и... действительно стал их метать через все Садовое Кольцо, на противоположную сторону! О таких бурных и продолжительных аплодисментах записанные там комсорги и мечтать не могли.

Покидать Горбушку иногда приходилось и в "урочные" дни - субботу и воскресенье. Тяжелым временем были новогодние праздненства. Клуб закрывался на детские елки, и филофонистам в 20-градусный мороз оставалось лишь переминаться с ноги на ногу в глубине парка, одной рукой смахивая снег с бесценных пластинок, другой - опрокидывая согревающую стопочку.
Поразительно, но первые годы Горбушка действительно полностью соответствовала своему статусу "Клуба Филофонистов". Только винил. Даже сопутствующая мелочь вроде кассет или маек была там нежелательной редкостью. Ассортимент музыки также отдавал знакомым пост-советским консерватизмом - классический рок, хард-рок и металл во всех его извращенных проявлениях. Поп-музыкой никто мараться не хотел - стоила копейки, клиент под нее редкий. Дешевые и никчемные пластинки звали "мочалками". Торговец, возившийся исключительно с подобным ассортиментом приобретал пренебрежительную кличку "мочалочник". В противоположность мочалкам, с конца 80-х в особом фаворе было экстремальное "железо" - грайндкор и дэт-метал стоил совершенно неприличные деньги, и дорожал ежедневно - впрочем, то была дикая эпоха гиперинфляции.
И все таки со временем на Горбушку стали проникать чуждые элементы. Первым знаком стало создание буфета. В одну прекрасную солнечную субботу все вдруг почувствовали манящий запах поджаристых куриных окорочков.
"Будет чем водку закусывать!", - возрадовался местный контингент. Я, кстати, кажется, нигде выше еще не говорил о том, что с часа дня половина Горбушки потихоньку забывала о своих пластинках и приступала к интеллигентному и дружелюбному потреблению спиртного.
Набросившись на буфет и поглотив целое стадо ножек Буша довольные и сытые филофонисты засобирались по домам.
На следующий день случилось нечто странное и доселе неслыханное: не пускали в клуб. На часах уже 11 утра, а двери клуба на замке. И никаких коментариев властей. Толпа негодовала и исторгала разнообразнейшие весьма изобретательные проклятия. Когда двери наконец отворились, все осознали, что случилось непоправимое. После вчерашней оргии с окорочками уборщицы поленились прибрать клуб, и в 20-градусную жару обглоданные куриные ноги сутки провалялись по всем углам и лестницам клуба, наполнив запахом гниения и разложения каждый кубометр воздуха до отказа. В помещении без противогаза находиться было невозможно. Буфет бесславно закрылся после первой же премьеры.

С годами как-то незаметно для людей внутри, вокруг клуба стала разрастаться новая торговая территория. Поначалу это означало сущий пустяк - возле входа парковались две-три машины, прямо с багажников которых торговцы предлагали желающим свежие видеофильмы. Среди первых таких продавцов был, например, известный подпольный видео-переводчик Сергей Визгунов. Почти все тачки были "Жигулями" - иномарок тогда еще не существовало в природе, а на "москвиче" приехать в храм искусства не осмелился бы ни один человек разумный. Со временем три машины превратились в четыре, а там глядишь - и десять. И почти все почему-то белые. Видимо, маркетинговая политика такая. Затем между ними из воздуха материализовались раскладные столики, и уже к 1992-93 году площадь перед клубом превратилась в гигантский галдящий и благоухающий хот-догами рынок, новые клиенты которого даже не подозревали о том, что внутри клуба тоже происходит какой-то торг.
Один господин мне злорадно жаловался, что на Горбушке ничего толкового из музыки не сыскать. Гадость, а не рынок. Интересуюсь: "А где именно ты в клубе смотрел?"... Выпучены глаза его: "В клубе? А что, там еще и клуб какой-то есть?"

[apollion]

Извини, но я прерываю воспоминания о становлении, расцвете и упадке Горбушки на самом неинтересном месте. А все потому, что какой-то участок мозга, ответственный за бесполезные фрагменты памяти говорит мне: "были в Москве и другие улицы, дома и площади, окромя этого проклятого ДК им.Горбунова".
Следовательно мы слегка так переносимся во времени и пространстве, и попадаем на улицу Чернышевского. Точнее на кончик ее хвоста - площадь Цезаря Куникова. Сейчас по этим адресам в городе ты ничего не найдешь и миноискателем, они - достояние смутных воспоминаний о том месте, которое нынче зовется улицей Покровкой.
Покровка... прости, хотел сказать улица Чернышевского впадала в Садовое Кольцо и в 70-е годы площадь как таковая там отсутствовала. Зато местечко славилось обилием мелких продуктовых и хозяйственных магазинов, покрытых склизким плесневелым кафелем с тенями от пыли угрюмых витрин - хорошо еще, в те времена было чем изредка торговать.
Но в один прекрасный день жители, прогуливающие работу ради стояния в очередях (это, кстати, всегда было почти легальной отмазкой перед любым начальником, тем более если он просил прикупить что-нибудь полезное и для него тоже) заявились на бойкое торговое скопление и обнаружили грандиозных форм строительный забор.
Ветхие одно и двухэтажные торговые палаты пошли под снос, на их месте было затеяно нечто столь грандиозное, что жители даже осмелились поверить, что им делают метро.
С метро окрестностям Чернышевки вообще не повезло хронически - она попала в слепое пятно бермудского треугольника между самой населенной станцией Москвы - метро "Курская", самой безлюдной станцией Москвы - метро "Лермонтовская" (ныне "Красные Ворота") и никакой не самой станцией "Кировская" (с перестройкой на пару месяцев обозванной "Мясницкой", а затем перекрещенной в "Чистые Пруды"). На самой Покровке с метро было худо: не менее 15 минут пешком до вершин транспортного треугольника - что теперь кажется подарком градостроительной мысли, но тогда представлялось далью недосягаемой.
Через какое-то время и последнему завсегдатаю окрестных пивняков стало понятно, что никакого метро не намечается. Стройка шла более, чем шустро и до самых прозорливых осведомленных бабушек дошла информация, что нас ждет новый кинотеатр. Зачем - не очень понятно, с учетом общего уныния советской кинопромышленности.
Разум представлял сумрачное, тесное, и попахивающее андеграундом помещение вроде близлежащих кинозалов "Звезда" и "Встреча". Но действительность широко раскрыла нам глаза от удивления. Выросший кинозал оказался громадных масштабов двухэтажным мраморным дворцом с двумя залами, холлом игровых пятнадцатикопеечных автоматов, настоящим буфетом и вывеской "Новороссийск" на самой вершине.
Почему "Новороссийск"? В Москве? Ну как же! Неужели ты не в курсе, как Леонид Ильич Брежнев прогремел на всю страну литературным произведением в жанре батального фэнтэзи "Малая Земля"? Вполне себе типичная прибрежно-морская битва Великой Отечественной благодаря его скромному участию приобрела в умах советских жителей статус ключевого момента в деле уничтожения немецко-фашистских змей и даровалу тьму сюжетов для типично циничных "политических" анекдотов.
Чтобы никто не сомневался в политической значимости кинотеатра "Новороссийск", рядом возвели бетонно-стеклянный стенд с лучшими фотосессиями новороссийской кампании, на большинстве которых в разных ипостасях фигурировал Леонид Ильич со стратегическим блеском в глазах.
Но гвоздем программы стало нечто совершенно иное - на самом видном кусочке площади под покровом ночи материализовался настоящий чугунный военно-морской якорь! Лазанье по нему стало основным аттракционом окрестной детворы, ибо кроме поскрипывания на ржавых качелях и игры в "ножички" других аттракционов в тесном московском центре для нее не находилось.
Кинотеатр замышлялся местной ячейкой КПСС как статусный, и по-сути стал вторым по важности московским залом, после "России" (ныне "Пушкинский"). В реальности он превратился в обкаточный пункт для чуждой буржуазной культуры - именно в нем начинался прокат наиболее смелых и сомнительных картин, как например, первого пропущенного в СССР голливудского фильма (триллера!) с открытой женской грудью - "Окно спальни".
Из моей тесной комнатушки в форме гроба в коммуналке открывался прелестный вид на крышу "Новороссийска", на которой изредка даже происходило что-нибудь сравнительно интересное, вроде катания на велосипеде кого-то из из киномехаников. Очереди на зарубежные блокбастеры - вроде полотен с короткоюбочными француженками и Бельмондо - вызывали невообразимые очереди, старательно по несколько раз огибавшие спиралью пресловутый якорь. Надпись "Дети до 16 лет не допускаются" стали столь привычной картиной на стеклянных дверях кинотеатра, что в какой-то момент я даже стал сомневаться, что в природе существуют фильмы других категорий. Нам, школьникам, предупреждения ничем не грозили - довольно скоро мы открыли потайной лаз (дверь выхода) через которой мы пробирались на экстремально аншлаговые показы. Иногда, правда, и такие ухищрения были бесполезны - помнится, лишь только на кассах нарисовалась присобаченная кнопками невзрачная табличка с анонсом концерта Геннадия Хазанова, как народная очередь превратилась в круглосуточное бдение с кострами для согрева и чернильными номерками на ладонях.
Уже во времена перестроечные в "Новороссийск" завезли первую копию польских "Новых Амазонок" (в оригинале - "Сексмиссия"). Ко мне тогда заявилась делегация одноклассников с просьбой одолжить фотопленки. Удивившись столь внезапной просьбе, высказанной дрожащими от возбуждения голосами, я отмотал им несколько метров от рулона, подаренного отцовскими друзьями-кинооператорами. На следующий день в школу они заявились пунцово-красными с горьким рассказом о том, как в самый разгар эротических сцен, когда весь зал завораживал дыхание и молчал тысячной толпой, они целились фотоаппаратом в экран и издавали громкое "клик!". У зала фотоохоота школьников за эротикой вызвала ничем неконтролируемые приступы хохота. В итоге позор поборол все возбуждение и фотосессия потерпела фиаско - проявлять отснятое одноклассники постыдились.
Пятью-шестью годами раньше в преддверии Олимпиады рядом с "Новороссийском" возвели модернистский пластиковый павильон "Пепси", где по 40 копеек продавался первый в СССР продукт капиталистической отрыжки (во всех смыслах этого слова). В него стояло две очереди - первая за "Пепси Колой", вторая - желающих сдать пустые бутылочки по 10 копеек. Вскоре напиток подорожал до 41 копейки, затем и до всех 45, что вызывало гневный ропот, но потребление продукта не снижало.
Для поколения, которое редкие забугорные пустые бутылки из под "колы" и "виски" превращало в главное украшение домашних сервантов и предмет зависти гостей, появление "Пепси Колы" было культурным шоком, аналог которому сейчас придумать сложно даже обладателю самой извращенной фантазии.
Сомнительное контркультурное прошлое "Новороссийска" дает о себе знать и по сей день: хотя с расцветом видеоэпохи он пришел в упадок, а к середине девяностых подвергся опустошению, сравнительно недавно бывший Малый Зал превратился в главный арт-хаусный центр Москвы - кинозал "35 мм". Что сейчас творится в Большом зале - тайна, которая ждет смелых исследователей. Наверное, сквозняки в темноте обдувают поросшие мхом вампирские могилы. Одним словом, Брежневский термин "Малая Земля" оказался в некотором роде пророческим для судьбы своего московского символа.

[apollion]

Тем, у кого хватало сил удержаться от соблазна и пройти мимо красавца-кинотеатра "Новороссийск", приходилось держать курс прямо вверх по улице Чернышевского - не самое веселое местечко и без того пустынного центра. Я до сих пор так толком и не осознал - где же кончалась улица Чернышевского (ныне забитая людом Покровка) и начиналась улица Богдана Хмельницкого (Маросейка). Никакого указательного камня на их стыке никто поставить не удосужился, а русло-то было одно. К тому же русло с односторонним течением к Садовому кольцу (исключение было лишь для местных троллейбусов). Единственные дни, в которые можно было наблюдать на Чернышевке массированное движение устремленное в центр - 1 мая и 7 ноября, когда люди, транспаранты, многотонные портреты в ленточках на колесах со спицами, не превышая скорости парализованной черепахи плелись под бравурный марш к Кремлю. Я любил эти дни. Ну по-крайней мере Первомай, ибо в Красный День Календаря страх продрогнуть и простыть перевешивал удовольствие от музыкального шествия.
Вверх по Чернышевке сразу после Новороссийска сиял витринами отличный книжный магазин с жутким названием "Агитатор", а дальше начинался километр несусветной скуки. Главной достопримечательностью для нас, малых и глупых, по идее должен был быть магазин "Игрушки". Но не забываем, что речь идет о тех временах, когда даже магазин для детей пугал посетителей угрюмым пожелтевшим освещением, воняющим хлоркой кафельным полом и трагическими, полными надрыва воплями продавщиц кассирше: "Люба! Медвежонков больше не пробивай!"
В такие "Игрушки" мы старались не захаживать, проявляя больше интереса к магазинчику мороженого ровно напротив, где за 10 копеек на твоих глазах продавщица в белом колпаке взбивала в диковинном агрегате молочный коктейль. Но главная причина стойкой непопулярности "Игрушек" находилась в 15 минутах быстрой мальчишеской ходьбы. Ибо достаточно было добраться до самого истока Маросейки, свернуть направо, обогнуть Политехнический музей, спуститься в невероятно длинный и извилистый подземный переход под статуей Дзержинского, и оказаться... очутиться... материализоваться в "Детском мире"!

Монументальный, серый, угрюмый и беспощадный монстр архитектуры, "Детский мир" был главным детским культом всего СССР (пионерлагерь "Артек" был, наверное, на втором месте). Сейчас от него осталась разукрашенная всеми неоновыми красками и китайскими глянцевыми бирками обманчивая мертвая тень. Но тогда, в глубине этого сурового и неприступного бункера кипела настоящая, почти магическая жизнь. Начиналась она с часов. Даже не так - с Часов.
В центральном зале, на высоте второго этажа до сих пор, кажется, видны их бездыханные останки. Тогда они ходили, раскрывая каждые полчаса двери, из которых вылезала пестрая церемония сказочных кукол. Люди даже видевшие сию процессию тысячи раз, все-равно могли стоять и четверть часа дожидаться очередного неизменного и канонического действа. Подобную гипнотическую реакцию публики всех возрастов в Москве можно было наблюдать также и в другом месте - перед фасадом театра Кукол имени Образцова. Но там и часы были поменьше, и вообще театр Кукол - это более, чем классно, но все же не "Детский мир".
Как только часовая церемония завершалась с последним ударом, все выходили из оцепения и разбредались занимать очередь. "Детский мир" по степени концентрации очередей превосходил, наверное все, что когда либо было, есть или будет на нашей планете. Во-первых там насчитывалась несусветная тьма отделов и секций. Во-вторых (о, чудо!) там всегда был товар, что для СССР числилось в категории антинаучной фантастики. Но за "импортом" все-равно приходилось устраивать охоту со слежкой и засадами.
В центральном зале меня более всего возбуждала техногенная секция, где можно было часами стоять перед витринами, любуюсь фотоувеличителями и камерами "Зенит". Бывали там и фильмы - в жалком ассортименте из четырех-пяти средней никчемности советских блокбастеров на нескольких рулонах кинопленки.
Наибольшее слюноотделение вызывали витрины с железными дорогами. Производства ГДР. Трех форматов - 9 мм, 12 мм и 16 мм (это растояние между рельсами, чтобы тебе было понятно). Соответственно, для каждого из них производились локомотивы, вагоны, перроны, вокзалы, разводные стрелки и домики соответствующего масштаба. Самой дорогой, конечно, была 16-миллиметровая, но наибольшим успехом пользовалась 12-миллиметровая серия - просто потому, что к ней было наиболее богатое изобилие комплектующих. Только разномастных паровозов десятка два, один роскошнее другого.
У железнодорожных секций (их было две в "Детском мире") вечно ошивались спекулянты-коллекционеры, предлагавшие особо редкие домики, или коллекционный набор мазутных цистерн. Домики, кстати, наши немецкие братья выпускали исключительно в виде сборных моделей, это в некотором роде роднило железную дорогу с конструкторами.
Однако, сами конструкторы продавались совсем в другой секции - единственной на весь универмаг. Отдел сборных моделей был моей вотчиной, который педантично посещался мною едва ли не каждодневно. Предметом охоты были вовсе не танки "Т-34" или "ИС-3" (их числилось в изобилии даже в богомерзких "Игрушках" на улице Чернышевского), но опять-таки продукт восточногерманского брата - авиамодели. В глянцевых коробочках по цене 1 руб 50 копеек, 2.00, 2.50, 3.00 или 3.50 в зависимости от сложности и габаритов. Самыми ценными самолетами значились сборные модели сверхзвукового "Ту-144" и британского аэробуса "Трайдент". "Тушка" была крупнее, размашистее и у нее опускался нос, зато в "Трайденте" были наклейки "British Airways" с огромным синим брюхом для лайнера.
На боковине коробки ГДР-овской модели всегда печатались мелкие изображения других самолетов и вертолетов серии, и они дразнили коллекционера, когда он обнаруживал, что чего-то из этого ему еще ни разу в руки не перепадало. Особо ценные экземпляры выискивались годами, иногда ради них приходилось колесить через всю Москву в Теплый Стан, в универмаг "Лейпциг", где метро еще даже не предвиделось.
Забавно, но коллекционеров сборных моделей в "Детском мире" собиралось не так уж и много (возможно, они отсиживались дома, с удовольствием всасывая ноздрями чудесный ацетоновый запах клея) - очередь в этом отделе была редкостью. Но зато рядом всегда можно было заприметить другую очередь, наиболее удивительную и сюрреалистическую. Она начиналась на пустом месте, и таким же пустым местом обрывалась. Непосвященный справедливо решил бы, что наблюдает флэшмоб беглых сумасшедших, выстроенных в ряд перед несуществующим или невидимым продавцом. Разгадки надо было ждать 5-10 минут, не больше. Откуда-то из-за угла выворачивала громыхающая жестью тележка, утыканная мороженым. Продавщица тормозила у изголовья очереди, и местный фирменный деликатес в вафельных стаканчиках разлетался за считанные секунды. Статус вафельных пломбиров "Детского мира" по 20 копеек был воистину религиозным. Считалось, что это лучшее мороженое в истории цивилизации. До сих пор не знаю так это или нет, но оно действительно было именно таким чудесным, каким его представляли в фольклорных советских сказаниях.
Были в "Детском мире" и другие жестяные тележки. Опасные и недружелюбные - гигантские ящики на колесах производства города Карачарово. Попасть под них в час пик было милым делом, а по магазину туда-сюда их сновало бесчисленное множество, толкали их дородные работницы складов, доставляя лежалую партию безобразной школьной формы или книжек о Ленине в пункт назначения.
"Детский мир", как видишь, был действительно настоящим цельным миром, полным опасности, приключений и хитроумно упрятанных кладов. Единственное, что могло заставить ребенка покинуть его - это новая игрушка, которую не терпелось распаковать по приходу домой.

(продолжение следует)



(с) Олег Бочаров
19 сентября 2007 г. - 28 марта 2008 года

http://bocharoff.livejournal.com

[apollion]

К сожалению, продолжения этой статьи нет.